Жестяные цветы
Когда мечты сбываются, становится даже страшновато. Всю жизнь я мечтала, чтобы черные с цветами подносы, знакомые с детства, вдруг стали бы страшно дорогими. И чтобы все их начали хотеть купить. Потому что их расписывают вручную, а ничего дороже в мире сейчас не найти. Потому что их делают без перерыва с XVIII века, а у нас в стране это подвиг. Потому что такое было бы по-честному.
И цены поднялись. Только тогда я поехала покупать подносы. Для меня народные промыслы располагались в Музее декоративно — прикладного искусства — или где-то далеко, в Сибири, например. Даже в самых смелых мечтах я не ожидала, что Жостово — это рядом с Москвой. Потому — то, даже сверившись с «Гуглом», я все равно собиралась в Жостово как в экспедицию. Но болот и чащ не встретилось, и боевой обновленный Defender из всех великих возможностей только и показал, что способность срываться с места и заводиться в секунду на морозе, даром что дизель. И еще бардачок: он вмещал целый фотоаппарат Mark II с запасной линзой!
В противотоке поутру ехать до Жостово всего ничего. А там главная улица аккуратной деревни с нарядными домами сворачивает налево, к трехэтажному поздней советской постройки дому фабрики с большими окнами. Внутри ремонт, свежо, светло и чисто как в школе перед 1 сентября. Когда вы будете звонить в музей и просить об экскурсии или мастер — классе, настоятельно советую звать в качестве гида — художника Михаила Викторовича Лебедева. Наверняка там есть другие очень достойные люди, но такой простоты и легкости, такого тепла и незаученных речей я давно не слышала в российских музеях.
Лебедев нам рассказал о том, как в Германию, Голландию, Англию и Францию пришли с Востока лаки, как европейские расписные коробочки из папье-маше стали модны во дворцах и усадьбах России, как звали учителей ремесла из Европы. И так весь XVIII век. Потом купечество встрепенулось и в ответ на запрос общества наладило прямые поставки чая через Сибирь, а заодно и лаковых коробочек — чайниц, и тут — вот он, момент!срочно понадобились подносы для самоваров. Быстро стало ясно, что ни дерево, ни папье-маше в качестве подносов не работают, как их ни золоти и ни инкрустируй перламутром. И началась большая история жестяного жостовского подноса. Официально началом называют типографскую бумажку с текстом «1825 год».
Но понятно же, что типографские этикетки стали печатать, когда промысел вошел в силу. Жостовские, поисследовав старые росписи, постановили, что началось все в 1790 — м. Квадратные, круглые, овальные, в форме замочной скважины — под самовары, эти подносы какими только сюжетами не изрисовывались, какие каемочки не посверкивали по их краям, какие только черепаховые узоры не сочинялись с помощью лампадного огня по свежему лаку.
Мгновенно подносы стали достоянием всех классов, как, впрочем, и чай с баранками. Соответственно менялись и темы. «Пейзажи, например, воплощали мечту простого человека о счастье,рассказывал Михаил Викторович.Представьте, на ярмарке крестьянин покупает поднос, на нем два дома: один для себя, второй для сына; две бани или сарайчика, сад или огород, прудик с рыбой. Обязательно на фоне гор и с птицами — это символ дальних стран, возможности там побывать. И каждый художник огораживал нарисованные домики и садики забором в знак того, что это его собственность. И река его, и рыба его». В музее много подносов, но наш экскурсовод сетует на небогатую экспозицию. Ведь у подносов была нелегкая жизнь: их не берегли, как коробочки из соседнего Федоскино, а плюхали на них чайники что ни день. И уже в XIX веке в России появились реставрационные мастерские, где подносы переписывали заново. Потому старых подносов много, а старых росписей мало.
Сейчас на фабрике работает около 40 художников, выпускников Федоскинского училища, плюс еще 15 человек — вольных мастеров в деревне. «Всех нас учили два великолепных педагога — Бужаев и Плахов»,продолжает Лебедев. И сокрушается, что молодым студентам хочется известности и славы и, чтобы о них узнал весь мир, и как же их удержать. Очень трудно, когда тебе 20 лет, разглядеть счастье в том, чтобы тихо сидеть в светлой комнате, похожей на офис, с еще двумя — тремя коллегами и писать по черному полю цветы, и так из года в год. Смиренная жизнь и радость труда не числятся сейчас в добродетелях.
Если вдруг захочется стать художником, можно попробовать себя в мастер — классе в музее и даже научиться, но чтобы работать, придется переехать сюда: жостовская роспись — дело коллективное, утверждает Михаил, требует сочувствия и сопереживания таких же собратьев по кисти. «Я все время рассказываю гостям: встречается мне как-то одна бабулька, всю жизнь она отработала на нашей фабрике. У нее в саду летом выросла роза. Она радуется, описывает мне ее, но как! В технологических подробностях объясняет, как эту розу надо изобразить, какие будут подмалевки, какой краской, с какой стороны и как ее правильно передать, хотя сама она уже стара и рисовать уже не будет. Понимаете? Она мир воспринимает и в красоте розы, и в красоте исполнения этой розы».
От нежной жалости к венкам, букетам и птицам было не укрыться. Хотелось всех немедленно спасти и унести с собой, но в магазине при фабрике у моего кошелька хватило духу только на два подноса. Оба с пробитыми отверстиями — ручками, что служит признаком высокой жостовской касты. Высокой, да не высшей. Высшая — когда жестяное тело подноса не изготовлено машиной, а выковано вручную здесь же, на фабрике. Самый дорогой из подносов стоил 50 000 рублей. Я решила, что, пока буду копить деньги, поезжу — ка я в Жостово набью глаз, потому что, если ты не можешь сам отличить кованый от штампованного, какой смысл покупать кованый? А может, я и слишком строга.
Поэтому я решила пока пойти простым путем и узнать, может, есть какие узоры особо ценные. На что наш художник сказал, что все узоры, орнаменты и формы — ценные. А каноны на то и каноны, чтобы их рушить, и нет такого, чтобы с ландышами был главнее того, что с ромашками. Случались в жостовских темах даже фрукты, Кремль и ВВЦ. Всегда любили рябину и снегирей. Бывало даже, что подносы вдруг становились круглыми с одним цветком посередине, как в 60 — е. Или вдруг Петр Кончаловский написал эскиз — цветы в корзине, само изобилие, и тогда какие уж там каноны. Но, конечно, главными в Жостово всегда были цветы. Они делились на два больших вида «букет с корнями» и «букет враскидку», когда стеблей не видно. Знамениты были и «венки», и «из угла», и «из двух углов», когда цветы шли по диагонали. А вот хранить подносы полагалось за самоваром.
И еще я узнала, что брака в продукции Жостово, как в картинах, не бывает: «Все же поправимо», — сказал художник. Мне кажется, такие слова вполне можно сделать девизом. Жостовский цветущий промысел тому пример.
