Московский Дом фотографии
«Нет правил, кому можно заниматься искусством, а кому нельзя»
Для меня фотография — не «важнейшее из искусств». Я люблю искусство целиком. Фотография — это один из способов творческой деятельности, и это медиа. Но неслучайно Московский дом фотографии стал Мультимедиа Арт Музеем.
Я окончила факультет психологии МГУ, выбрав специализацией «психологию творчества». Для меня нет разницы между творчеством научным и художественным. Мне кажется, творить — это единственное, для чего мы призваны в эту жизнь.
В искусстве давно нет деления на живопись, скульптуру и прочее, это отжившие каноны. Скульптуры бывают и из мрамора, и из поролона. В живописи могут использоваться не только холст и масло, но и слоновий помет — как делает художник Крис Офили. Если раньше канон стиля существовал веками, то сегодня большой художник сам становится стилем. Проходит всего несколько лет, и стиль меняется. Идет ускорение истории. Начиная с перестройки и до наших дней в российской действительности совершенно другая частота смены слайдов, чем, например, во Франции.
Для меня очень важна категория времени — философская, физическая. Я никогда не знаю, что такое «сейчас». Этот момент всегда переходный. Единственное, что мне интересно, — будущее. И люди, которые занимаются творчеством, позволяют чуть-чуть приоткрыть в него дверь. Илья Кабаков писал: «В будущее возьмут не всех». Но искусство, если уметь читать его язык и понимать его месседж, нас к нему готовит.
Существует ли логика искусства сейчас, когда технические средства все более доступны и художником или фотографом может стать практически каждый? Конечно, логика есть. Другое дело, что «историю напишет тот, кто родится последним», по выражению поэта Алексея Парщикова. Когда появился импрессионизм, это был «салон отверженных» — так его принял цивилизованный мир. Социологические исследования ЮНЕСКО 1970 — х годов показали, что вкус нормального человека отстает от логики развития современного искусства примерно на 70 лет. Я думаю, что сегодня это отставание больше. Но если мы не будем развивать «ростковую точку», в будущее мы не попадем. Или ошибемся дверью.
С того момента как человек встал на две ноги, искусство, от наскальных рисунков до современного перформанса, помогает ему оставаться человеком. Потому что человеческие страсти — любовь и ненависть, зависть и восхищение — все это осталось. У нас такая же психика и в основном те же ценности. Мы хотим любить и быть любимыми, и нам нужно иметь в жизни какой-то смысл.
Что заставляет людей в эпоху компьютеров приходить в музей? Сегодня в интернете (и хорошо, что он есть) можно найти любую информацию об искусстве. Но искусство живет только в своем материале, в своем медиа. Это может быть все что угодно — от фотографии до перформанса, в котором роль медиа играет человеческое тело. Знания об искусстве важны: без них невозможно читать его язык. Но знать и переживать — разные вещи. Искусство нужно людям прежде всего как переживание. А переживание мы получаем только в непосредственном контакте. Прекрасно, что дети с пеленок пользуются айпадом. Но какими они будут? Я, как психолог, точно знаю, что человеческая психика формируется во взаимодействии. И недоласканный младенец, даже одетый и накормленный, приобретает комплексы, которые делают из него человека, опасного для других и для самого себя, потому что он никогда не будет счастлив. Эмоциональная составляющая — пока единственное, что отличает нас от компьютера. На языке психологии она называется «смысловая составляющая». У компьютера есть только значение, у человека — смыслы. То есть нас что-то зажигает, а что-то — нет. И если нет — ничто не сдвинет нас с места: нет мотивации. Когда появляется смысл, мы способны на открытия и подвиги. Вот это непосредственное переживание можно получить только в общении с искусством напрямую. Хорошо, когда при этом есть медиатор — человек, который учит воспринимать. Поэтому и я, и мои кураторы постоянно проводим в музее экскурсии.
Простой, казалось бы, вопрос: что есть искусство, а что не искусство? Нет одного «правильного» понимания. Любое искусство — это символ. Как лист бумаги, который может быть ничем, а может стать концептуальным арт — объектом. Если люди смотрят на такие объекты и говорят «и я так смогу» — отлично, пусть делают! Нет правил: кто профессиональный художник, а кто любитель, кому можно заниматься искусством, а кому нет. Недавно я была на открытии выставки одного банкира — прекрасные портреты. А какие фотографии делает, например, Сергей Ястржембский! Замечательно, что сегодня в одной только Москве десятки музеев и все они делают разное.
Наш музей шефствует над детским домом и над клиникой ДЦП. Несколько лет назад мы провели аукцион и заработали $100 000. На вырученные деньги мы купили в детдом камеры, компьютеры, платим зарплату преподавателям фотографии. Я считаю, главное, что мы можем дать детям, — это образование. В крайнем случае, фотография будет их хобби, но может стать и профессией при выходе в самостоятельную жизнь. Аморально забрасывать этих детей дорогими шмотками и покупать себе тем самым индульгенцию: вот, я тоже помог. Детям не нужно бесконечное количество игрушек — они любят игрушки, это часть их жизни, но у них не может быть 40 медведей, как не может быть 20 родителей. Им нужен один мишка. Он может быть сделан из ничего, из тряпочки, но ребенка нужно научить любить этого мишку. Это гораздо сложнее. Чтобы вырастить людей, способных любить себя и других, мы должны дать им этот опыт любви. Когда мы проводили в детдоме выставку, ко мне подошла девочка лет восьми, одетая в «дольчегаббана», и спросила: а когда нам будут давать подарки? Я говорю: выставка — это и есть подарок. Она не согласилась. Для меня это была шоковая ситуация. Вот человек, который скоро выйдет в общество, и он привык к подаркам. При этом эти дети совершенно не приспособлены к жизни: они до 17 лет денег в руках не держали, и сами яйцо сварить не могут. Я девочке отвечаю: «Открою тебе секрет — дарить подарки не менее приятно, чем получать. Давайте научимся их дарить». И каждый ребенок должен был сделать подарок и написать, кому он предназначен. Их же этому никто не учит, а это важно. Под Новый год мы устроили «дарообменник» — елку, из-под которой можно брать подарки, а взамен класть свои. Сначала у нас все только взяли. Потом мы положили рядом клей, бумагу, краски и сказали: если ты пришел без подарка, у тебя есть возможность сделать его сейчас. И в конце концов елка не вмещала всех подарков. Я все время слежу за статистикой посещаемости, потому что если в музее не будет людей — это ужасно. На зимних каникулах со 2 по 9 января к нам пришло больше 50 ООО человек, с 9 по 15 января — еще 4832 человека. Чем мы их привлекаем? Программами. Конечно, важно, чтобы была пресса и реклама, но по-настоящему людей приводят не они. Главное, что работает, — сарафанное радио. Поэтому мы ежемесячно открываем три — четыре новые выставки. Если людям нравится — они делятся впечатлениями.
Зарплата наших сотрудников выше, чем в федеральных музеях, — из-за «московских» надбавок. Но даже на эти деньги ни один здравомыслящий человек не придет: чтобы здесь работать, нужно верить в это дело. Из чего складываются доходы музея? Есть выделенный бюджет — около 500 ООО рублей на всю выставочную деятельность. Это невозможно мало: любая хорошая выставка подразумевает логистику, транспорт, производство. Надо показывать зарубежные хиты — представлять искусство в мировом контексте. Как мы можем заработать? Только продажей билетов, и после уплаты налогов распоряжаться остатком.
Если бы у нас не было партнеров, мы ничего не могли бы сделать. Культура, живущая только на самообеспечении, становится совершенно коммерческой. Мне каждый день предлагают выставить здесь собачек или кошечек… Но у музея есть стратегия развития, где один проект дополняет другой. Есть выставки — хиты с прогнозируемой высокой посещаемостью. И есть то, что интересно только узкой части людей с ориентацией на новое, но это тоже обязательно ставить. Нужен баланс разных проектов, стабильности и развития. И когда есть dreams, мы ищем solutions. Считаем. А потом идем и просим.
Мое правило: нам никто ничего не должен. И если кто-то считает возможным помочь, я это очень ценю. Посмотрите, российскому бизнесу всего 25 лет, но он уже строит клиники и музеи — такие как «Гараж». В конце концов тот, у кого самый крупный бизнес, больше всего вкладывает в развитие, приходит к благотворительности и искусству.
Я знаю, сколько стоит любая выставка в Японии, США, Венеции. Могу ошибиться на 10-12%, не больше. Я умею все это просчитать. Ведь кроме мечтаний надо иметь и представление о реальности, и надо найти на это деньги. Сегодня у всех музеев не хватает средств. Но в нынешнем Департаменте культуры Москвы к нам относятся с пониманием: в этом году музей получил 30 млн рублей на закупки фондов. Это победа над будущим, ведь если у музея нет коллекций, никто с ним работать не будет.
Нельзя прожить жизнь, не совершая ошибок. Важно из них вынести определенный опыт. Самое страшное — закрывать глаза на реальность. Но жизнь и такая как есть — прекрасна: в ней всегда есть нормальные люди.
